Роман Гуль:
«В тот же день кавбригада выступила из Потоцкого, надвигаясь на Одессу.
Одесса уже задыхалась. Почти не оказывая сопротивления, белые бросали город,
отступая к Днестру, к Румынии. Вокруг Одессы загорелись последние бои.
Красные окружили Одессу тесным кольцом, а Котовский карьером пошел к
Днестру, чтобы зайти в глубокий тыл белых и перерезать последний путь
отступления.
В районе немецкой колонии Кандель, близ Тирасполя, Котовский зажал
выброшенных на Днестр белых. До 10.000 солдат, офицеров, юнкеров, штатских
скопились в холодную ночь на снежном берегу Днестра. Это — смерть. Идти
некуда. Румыны в ставшую румынской. Бессарабию не пускают, обстреливают, а
на русской земле — Котовский. Многие кончали на льду Днестра самоубийством.
Полуоборванная банда «кавбригада Котовского» уж давно дорывалась до
офицерских сапогов и штанов, во сне видели — «галифе с красным кантиком». Но
Котовский к зажатым на льду белым послал Криворучко с несколькими
всадниками, заявить от имени Котовского, что могут сдаваться без страха:
— Чтобы ни одного не трогать, понимаешь? — басом гремел Котовский. -
Расстреляю всякого, кто пленного тронет.
И бойцы кавбригады знали, что слово Котовского твердо.
Сбившись в кучу на снегу, стояли полузамерзшид белые, когда к ним
подъехали парламентеры Котовского.
— Де тут полковник Стесселев? — закричал с седла партизан, и найдя его,
продолжал, — Вы вот что, товарищ полковник, товарищ Котовский приказал
сказать, что вы в таком положении, што мы с вами драться не желаем. А если
которые гаспада офицера опасаются, что им што будет, то пусть не опасаются.
Потому товарищ Котовский не приказал И вещей отбирать тоже не будем и
ежели при гаспадах которые дамочки имеются, тоже пущай не опасаются, ничего
им от нас не будет товарищ Котовский приказал, чтобы все шли до нас и что
б без всякого, — не опасались
Такой эпизод в русской гражданской войне встречался редко. Пленных чаще
ставили под пулемет.
Белые поверили Котовскому. Пошли сдаваться. Котовский принял белых
именно так, как, вероятно, когда-то читал в каком-нибудь романе. Комбриг
приказал выстроить всех пленных и всю красную кавбригаду и вымахнул на
знаменитом «Орлике», подбоченясь.
Перед белыми произнес сумбурную заикающуюся речь. Эта речь была не
коммунистической. Речь — «необъятной широты» русского человека.
В реввоенсовете подпольщики-коммунисты мурзились с неудовольствием
насчет «дворянско-русских жестов Котовского». Но делать нечего, может быть
не была бы так взята Одесса, если б на нее не налетел Котовский. И
реввоенсовет «товарища Котовского за доблестные подвиги, проявленные в боях
в районе Одесса — Овиднополь, постановил наградить орденом «Красного
знамени».
Так, становясь одним из виднейших маршалов, Григорий Котовский украсил
грудь вторым орденом.»

Евгений Яконовский
кадет

КАНДЕЛЬ

«Больше тридцати лет прошло с тех пор, а все кажется, что все это было вчера.
Снежные холмы Подолии, белая пурга, бьющая в лицо, далекий в дымке тумана Аккерман, днестровский лед, румыны, снова лед, снова холмы и безостановочный девяностоверстный марш на северо-запад Холод, гнилая кукуруза, подобранная на зимних пустых полях и, как на детской картинке, аккуратная немецкая колония с красными крышами и мирными дымками на берегу замерзшего озера Кандель.

Мало кто знает о гибели на днестровской границе отряда генерала Васильева. Еще меньше знают о присутствии в нем 1-ой полуроты Одесского корпуса под командой отважного подполковника Рогойского.»


«Утром полковник Бернацкий с нами прощается. В первый раз у него на глазах слезы. Он прощается с нами навсегда, но мы этого не знаем. Мы все еще думаем, что идем отбивать Одессу, и что корпус двинется вслед за боевыми частями.

Полковник Бернацкий знает, что войска Васильева идут на север, в надежде пробиться у Тирасполя в направлении польской границы. Он знает, что мы идем навстречу смерти, и знает, что завтра его самого арестует Чека, так как он ведет младшие роты по одесской дороге навстречу большевикам, чтобы попытаться умолить их пощадить детей.

Румыны предлагали ему остаться в Аккермане. Но полковник Бернацкий — старый русский офицер. На его совести шестьсот мальчиков, голодных и усталых, которых его, полковника Бернацкого, роковая ошибка бросила на снежные дороги. Он постарается купить их спасение своей собственной сдачей.

Так и произошло первого февраля, когда полковник Бернацкий наткнулся на красные разъезды. Все офицеры и редкие, пошедшие с корпусом старшие кадеты были арестованы. Остальные вернулись в опустевшее и разграбленное здание корпуса. Кое-кто из дядек ими занялись, выклянчивая в красной комендатуре продовольствие. Мальчики, понемногу, рассасывались. Шли в беспризорные, даже в Красную армию, бежали летом к Врангелю через Днепр или морем на лодках. Полковника Бернацкого спас от смерти известный приказ Троцкого о пленных офицерах специальных войск. Ему предложили читать лекции красным курсантам. Отказ означал, конечно, смерть. Странно было требовать от этого человека, до конца исполнившего свой долг, никому, казалось, ненужное Донкихотство. Оно, однако, было нам нужно. В Сербии мы жестоко осудили нашего благородного директора. Молодость жестока и прямолинейна. Его сын, наш товарищ, милый Саша Бернацкий, застрелился в Белграде.

Мы поняли, что мы не идем на Одессу, и что младшие роты бросаются, когда, выйдя из города, повернули вслед остальным колоннам на север по тираспольской дороге.

Огромный обоз, медленно двигался на север, растянувшись на несколько верст. Редкие пехотные части шли пешком, как бы вкрапленные в эту нескончаемую ленту повозок и лошадей.»

http://www.ruscadet.ru/library/01-books/yakonovsky/yakon_1.htm